| Любимые стихи других поэтов |
| (1/32) > >> |
|
Ray: некоторые пишут стихи, а некоторые - их читают. Иногда встречаются потрясающие вещи! В этой теме предлагаю писать ваши любимые стихи любимых поэтов. Дмитрий Нагиев Утро, вечер, за ними - ночь Любовь приходит почти внезапно И тут ничем уже не помочь И ничего не вернуть обратно. Утро, вечер за ними - любовь, А следом - нежное рук касание, Ты тихим взглядом зажгла мою кровь Теперь ни когда, ни за что не бросай меня Руки, нежность за ними - ночь И наши страстные тел сплетения И тут ничем уже не помочь, И не дождаться еже спасения, И не прогнать эту муку прочь. Как страстно и нежно тела качаются… Утро, вечер и, снова, - ночь, Но только здесь уже ничего не кончается… вот еще одно того же автора Ну а еще, так трудно расставаться. Всегда уходят, будто навсегда, Я так давно хотел тебе признаться Теперь уж не признаюсь никогда. Душа, она - сильнее откровений, А мысли многословней глупых фраз; Прости меня за то, что не успел я, Не смейся надо мной, хотя бы раз. |
|
LUKE: Ray >> .. это тот, что с "Радио МОДЕРН"? .. молодец однако, разносторонний .. |
|
dream: Сайт недавно нашел - lilit.woods.ru Вот один из её стихов. Ты бьешь меня нещадно по раненному сердцу, затем на эту рану ты сыплешь горстку перца, и насладившись болью, садишься, отдыхая напротив изголовья, и солью присыпаешь. Ты режешь острой бритвой пока живое тело, что у меня с душою тебе уже нет дела. Все выкрашено черным, куда-то улетаю, и одинокий ангел мне камни вслед бросает. Я улетаю, зная, что прячусь от бессилья Ты бьешь меня нещадно, а я люблю так сильно |
|
dream: Кстати... почему только стихи? Вот рассказ с того же сайта... Вот и ускакала зима на своих отвратительных белых ногах. И снова лужи, солнце, слезы неба. Как надоел мне этот белый фонарь за окном. Каждый вечер я сажусь на подоконник, и перед моими глазами начинают свой монотонный танец пестрые огоньки автомобильных фар. Машины носятся по мокрому шоссе в беспорядочном ритме, оставляя за собой яркие световые шлейфы, тающие в воздухе. Я люблю смотреть на это шоссе, даже ночью, когда оно почти пустынно. Оно нравится мне, потому, что оно живое. Если повернуть голову, то, сначала взгляд погружается во мрак. Когда же глаза привыкают к темноте, начинают проявляться смутные контуры дома – исполина, со слепыми глазами – окнами. Удивительно, но каждый вечер, в одно и то же время, свет в них гаснет, и дом умирает. Ну вот, я противоречу самой себе. Хотела описать этого гиганта как нечто неживое, неодушевленное, противоположное пестрому шоссе. Но получилось, что дом живой. Будто бы это чудовище оживающее ночью в моем воображении. Ведь если этот дом не живой, значит и умирать он не может… И мой дом, тот самый, в котором я сейчас сижу на моем любимом подоконнике, точно такой же. И еще миллионы подобных мрачных чудовищ – исполинов населяют эту и множество других улиц… Но не об этом я хотела написать. До конца дневника еще несколько спасительных страниц. Хотя, почему спасительных? Решение уже принято, и спасение не придет, оно мне не нужно. Я просто отдаю дань этой тетради, самой верной и безгранично терпеливой, вынесшей весь груз моих страданий и мыслей. Быть может теперь ей интересно, что же произошло, и она огорчится, если я не напишу все это в ней… …Тогда еще была зима… была ночь. Иссиня-черная, холодная, ледяная ночь. Я, как обычно, стояла у окна, и через причудливый узор зимы на стекле, смотрела на расплывчатый шар фонаря. Было тихо. Просто нестерпимо тихо. В голове отдавался оглушающим грохотом каждый, случайный шорох или вздох спящего в комнате мужа. …Хотелось плакать, но мой хилый и больной, но все же удивительно живучий рассудок, нудил внутри меня – - Зачем плакать, о ком тосковать, по чему, по кому ? - По себе – пришел в голову мгновенный ответ. Я давно заметила, что если сформулировать в голове вопрос и задать его самой себе, то обязательно придет ответ. Неважно, извне или изнутри, главное он будет верный. … Я уже не помню, когда потерялась. Может быть еще в детстве, когда впервые увидела раздавленную зеленую гусеницу под колесом своего велосипеда… Или в школе, где все ненавидели меня, и учителя и одноклассники… Ненавидели люто, объявляли бойкоты, устраивали молчаливые темные в коридорах школы. Почему молчаливые ? – потому, что сказать им было нечего, нечем объяснить эту ненависть. А мне кажется, что они ненавидели – за породу. Просто я была не такой как они. И внешне – привидение с огромными глазами, горящими черными углями на худом, бледном, почти прозрачном лице. И, главное, внутренне… Я никогда не понимала их игр и шуток, мне были чужды совместные походы на горку или каток, игры в ручеек в младших классах, или избиения так называемых тормозов в старших. Я просто молча стояла у окна, вглядываясь в бесконечное, густое, вязкое и одновременно таинственно – недосягаемое, небо. Меня могла долгими часами занимать одна и та же мысль – где же оно начинается – небо, и где кончается земля ? Хотя, с этим проще, потому, что ее, землю, я ощущаю под ногами постоянно, а вот голова ни во что не упирается… Так всегда бывает, известное и привычное кажется более простым, хотя, земля не менее таинственна, чем небо… А может я просто пытаюсь задобрить ее сейчас, ведь именно в нее мне придется скоро идти. Сначала в землю, а потом уже… А может я потерялась, когда вечером, в осеннем парке, на сломанной лавочке меня насиловал полу – бомж, полу – черт. А я, вместо того, чтобы кричать и вырываться, испытывала оргазм за оргазмом, и мне казалось, что я душу одну себя, кричащую, молящую о помощи, и наружу рвется другая я. Возможно, по всем стандартам порочная, но ведь более честная, черт возьми… И если нет четкой грани между небом и землей, то о какой грани можно говорить в мерках человеческих ценностей ? Но не столь важно, когда я потерялась. Главное, как же избавиться от этой постоянной, навязчивой тоски по самой себе, заблудившейся где – то в прошлом, и, быть может, забредшей случайно в будущее… … Я хотела уже отойти от окна, как вдруг, резко и ярко, до боли в глазах, взорвался красным цветом свет в одном из окон дома напротив. Я положила руку на ледяное стекло и нагрела кружок – окошечко. В него я увидела красное окно. Шторы на нем были плотно закрыты, я не видела ни одного силуэта, никакого движения. Только красный, упорный свет, просачивающийся сквозь шторы, и притягивающий, зовущий меня к себе… … Теперь, каждую ночь я подходила к окну, когда чувствовала, что сейчас загорится красная звезда напротив. Я ничего не знала о том, кто живет в квартире с этим окном, но я чувствовала, что это ОН. Я никогда не представляла себе, как он выглядит, чем живет, как его зовут… Это было не важно… А важно то, что как только я открывала глаза среди ночи, я уже знала, что в этот момент открывалась еще одна пара глаз… Но вот наступила весна. Убежал холод, растаял лед. Я сидела на окне. Ночь стала серой и малозвездной. Мрачный, посеревший вместе с ночью, дом, казался затерявшимся в океане кораблем – привидением. Деревья, раскачивающиеся от ветра, будто волны, закрывали, обросшими листвой ветвями, окна нижних этажей. Но мое окно было высоко… Я почувствовала ( но мне показалось, что услышала), как открывается его окно. Действительно, окно открылось, и в нем появился мужской силуэт. Окно уже не было красным. Но мне уже не нужен был маяк, чтоб видеть путь. На секунду вспыхнул маленький желтый огонек. Он закурил. Мы стояли, каждый у своего окна и не смотрели друг на друга. Я смотрела в небо, и он, я думаю, тоже. Я тогда еще подумала, как это удивительно… Кто бы мы с ним ни были, что бы не делали, кого бы ни любили, страдали или веселились бы, дрались или трахались, но, однажды мы встанем вот так, у окна и посмотрим в небо. В ОДНО И ТО ЖЕ НЕБО… … Я жила им. Я жила ночью, когда знала, чувствовала его, слышала его мысли. Даже днем, если меня тянуло взглянуть в окно, я знала, что он сейчас подойдет к окну, поправит штору, откроет форточку или выбросит окурок, наконец… Даже когда наступали суетливые дни, я была с ним. Мне казалось, что мы изобрели свой язык. Наш – только наш. Он стал неотьемлемой частью меня, он и его окно. Мы сроднились, как тело и душа… … Душа… что же происходит в ней сейчас ? Она расслоилась на несколько равноправных частей. Одна из них – то, что снаружи. То, что для грязных лап и звериных взглядов. Вторая – подсознание, выдающее порой какие – то свои суждения, врываясь с ними в третью часть – Сознание. Сознание сопротивляется изо всех сил этому натиску. И он, человек за окном, живет в моем подсознании, как я это понимаю, как мой внутренний голос, как второе мое я… Может это сумасшествие ? … И еще, я вот подумала, что внутри меня целое государство, со своими правилами и законами. Я мечусь среди этих своих трех Я, не в силах навести порядок, починить вышедший из строя организм. Так как же можно навести порядок в настоящем государстве, если в самом себе, в своей душе, человек не может разобраться… Весна разрасталась и разрасталась, пропитывая своим солнечным запахом стены домов и стекла окон. Что-то случилось со мной. Я заболела, лежала на кровати и не могла оторвать голову от подушки. Сколько длилось это оцепенение, не помню. Но вдруг, ночью, я увидела через закрытые веки алые всполохи, метающиеся судорожно, причиняя мне физическую боль. Но открыть глаза я не могла. Мои руки не чувствовали ткани одеяла. Я была где-то вне пространства. И лишь вой каких – то диких, неведомых мне существ, врывался в мою голову, словно ветер, разжигающий еще больше пламя… … Последний лист. Пора заканчивать. Я очнулась, выздоровела, и ожидала ночи, чтоб вновь ощутить НАС… Но ничего не происходило. Я была еще слишком слаба, чтоб подняться с постели. Я не слышала и не чувствовала его, и мне было страшно. Еще две ночи я выносила этот безмолвный кошмар, и, наконец, нашла в себе силы подняться… … Я стояла у окна и смотрела на черное неровное, словно рваная рана, пятно на месте его окна. Муж спокойно рассказал мне, что пока я болела, в доме напротив случился пожар. Говорят, кто-то погиб… … я вышла под тихий ночной дождь. В последний раз. Села на маленькую скамеечку у его подъезда – мокрую и хлипкую. Небо было сиреневое, испещренное морщинками тонких извивающихся, подгоняемых ветром, облаков, и ветвей деревьев. Я встала и вернулась домой. … На белом подоконнике передо мной, высокий стакан с водой и маленькими, танцующими в ней пузырьками. В ладони горстка таблеток. Муж уехал на неделю, родителям и подругам я сказала, что еду с ним. Еще минуту я посмотрю в окно, на вечернее шоссе, запечатлею в памяти навсегда проносящиеся в бешенном ритме, разноцветные точки – машины, и….. |
|
ROM: Ray >> Идея очень хорошая. Вот мой любимый: От : Denis Wnuckoff 2:5020/921.61 02 Май 01 10:18:55 Кому : All 02 Май 01 22:20:34 Тема : Простые инженеры разведенные =============================================================================== Здравствуйте, All! Простые инженеры разведенные С котомкой алиментов за спиной, Семьей и домом не обремененные, Идут-бредут родимой стороной. У шефов их - награды и регалии, Из кожи крокодила - атташе... Hу, а у них самих - разбитые сандалии И шрамы на израненной душе. Плашмя ложась на жертвенник Hауки, Ее одну лишь сердцем возлюбя, Еще не знали, на какие муки В то утро обрекли они себя. И дергали и тискали и мяли их И часто оставляли неглиже... Вот почему у них разбитые сандалии И шрамы на мозолистой душе. Мой друг давным-давно хотел податься За море из родимой стороны. Он в слове "ШТАТЫ" начал ошибаться И букву "Т" в письме менял на букву "Hы". Живут они не в Штатах, не в Италии, Штаны купить - деньжат не достает. А на ногах у них разбитые сандалии, А в голове - забот невпроворот. Я сам когда-то полон был идеями, В Hауку рвался, как в последний бой, Hо, каждый день общаясь с иудеями, Боюсь, не стал ли сам я Иудой. И никогда не сбросить мне сандалии - Просить и унижаться не по мне. Hе буду жить я в солнечной Италии, А буду прозябать в родной стране. Простые инженеры разведенные С котомкой алиментов за спиной, Любимою работой обделенные, Идут-бредут родимой стороной. Hе видят их, не пишут и не звонят им И часто принимают за невежд. Ах, как же страшно в жизни быть непонятым И жить в стране обманутых надежд. |
| Навигация |
| Главная страница сообщений |
| Следующая страница |